Что, в свою очередь, способствует обогащению частнопрактикующих невропатологов или же наркологов, в частном порядке выводящих всех желающих из запоя…
— И во второй раз, — говорил Петяша, понемногу наращивая темп, — когда Борис прямо на лестнице помер, она тебя помнила… И ты ее помнил!
Тут Димыч вздохнул с некоторым облегчением.
— Но Борис-то не помер? Или… или таки да?
— Нет… — растерянно ответил Петяша. — Он потом еще приходил… паразит.
— Не в виде какого-нибудь зомби, надеюсь?
— А кто его знает, — рассердился Петяша. — Ты сам хоть раз видел настоящего зомби? Впечатления неживого не производил.
— Значит, что — не было всего этого?! — уже зло, взведенно спросил Димыч.
— Может, и не было…
Внезапно Петяшу тоже охватила сильнейшая, отчаянная злоба.
— А что тогда было?! — заорал он. — Что?!
— А я откуда знаю?! — заорал тоже, отвечая вопросом на вопрос, Димыч. — Мне, думаешь, легче, чем тебе?!
Злоба мгновенно исчезла. Сделалось совестно — что за истерики, в самом деле… Димыч ведь тоже должен бы переживать что-то, не сильно отличающееся от его, Петяшиных, собственных страхов.
— Извини, — медленно проговорил он.
Стоило успокоиться, как у Петяши снова возникло чувство, будто он запамятовал о чем-то важном и при том впрямую относящемся к предмету беседы. Только теперь это явно были не размышления, прерванные приходом Димыча, а нечто более давнее и, безусловно, более материальное…
А-а! Вот болван!
— Димыч! Совсем забыл… Борис в последний свой приход, сегодня с утра, принес какую-то тетрадь. Сказал: часть дневника этого самого Флейшмана!
— Ну-у?!
Настроение Димыча кардинально переменилось. Теперь лихорадочный блеск в глазах его означал припадок обнадеженного любопытства и вместе досаду на дырявую память друга, умудрившегося забыть о такой важной вещи.
— Читал уже?
— Нет, не успел.
— Тащи!
Покинув кухню, Петяша принялся мучительно вспоминать, куда подевал эту чертову тетрадь — в обозримом пространстве ее не наблюдалось. Осмотрел стол, пошарил в ящиках…
Нету!
Петяша еще раз попытался восстановить в памяти, что он делал до того, как отправиться на поиски врача, понимающего в человеческой психике.
Вроде бы на стол бросил… В кухню с ней не ходил.
Тетради в грязно-коричневой, липкой от времени обложке не было нигде.
Впрочем, ежели этот Флейшман — такой уж из себя могучий волшебник, что ему стоило вернуть пропажу на место?
— Ну? — поинтересовался возникший в дверном проеме Димыч.
— Нету нигде, — растерянно отвечал Петяша.
— Т-та-ак… — Димыч со злобной сосредоточенностью почесал подбородок. — Кто, говоришь, в квартире был и выходил куда-нибудь после того, как этот Боря тетрадь принес? — Тут взгляд его упал на валявшийся на тахте ноутбук, о коем Петяша давно уж успел позабыть. — А это еще откуда? Купил? Лучше бы нормальный десктоп приобрел, пижон несчастный! Оно и дешевле раза в три и удобнее во всех отношениях, если только не желаешь теперь на улице, на лавочках сидя, творить…
Петяша не отвечал. Он стоял столбом, словно его расчетливо треснули по маковке, прилично контузив, но не сбив с ног.
Значит, Катя. Больше некому.
Меньше всего ему хотелось подозревать в чем-нибудь Катю. Так с нею было здорово, и…
Петяша сморщился до того, что в висках заломило. Конечно, ему теперь есть, что терять, и наработанное за время бродячей жизни неверие в бескорыстное доброжелательство к своей персоне должно бы от этого только обостриться. Ан, хрен! Притупился, поистрепался инстинкт самосохранения…
— Ты хоть знаешь, куда она ушла? — дожимал тем временем Димыч. — Кто такая? Где живет? Телефон ее хотя бы?!
Только теперь Петяша осознал, что за все проведенное вместе время не удосужился выяснить даже Катиной фамилии. Зачем бы?
— Телефон… Телефон она должна была оставить…
— Где?!
Петяша снова оглядел захламленную комнату. Из-под корпуса ноутбука на тахте, верно, торчал клок бумаги.
— Вот, наверное… ага: один-два-пять, три-пять, ноль-восемь.
Димыч, досадливо крякнув, выдернул бумажку из его рук.
— Значит, так. Если эта тетрадь была взаправду, то, сам понимаешь. А если, что тоже можно допустить, Борис на самом деле мертв, у меня — просто провалы в памяти, а у тебя — галлюцинации по двадцать пять кадров в секунду… Уж и не знаю, что тогда. Ладно, там будет видно. Где ближайшие таксофоны с карточками? Чтоб из твоей квартиры не говорить…
— Разве что на Кронверкском.
— Ага… — Димыч секунду помедлил. — Тогда подожди, я скоро. Сейчас проверим, откуда она меня знает. И знает ли вообще.
— Может, не нужно? — нерешительно возразил Петяша. — Она сказала, завтра с утра приедет…
— Надо, Федя! «Сказала»… Мало ли, кто что сказал! Сиди; я сейчас.
Откачнувшись от косяка, Димыч шагнул в прихожую. За ним хлопнула дверь. По лестнице дробно защелкали каблуки.
Оставшись наедине с самим собою, Петяша тяжко опустился на тахту.
Только этого, блядь, не хватало… Чтобы еще и Катю подозревать хер знает, в чем…
Плохо; плохо и неуютно было Петяше. Вдобавок, никак не проходило ощущение, что в разговоре с Димычем он снова вспоминал о чем-то важном, о чем-то таком, составлявшем, может быть, единственную его надежду хоть на какой-то успех в борьбе с абсолютно непонятным, неведомо на что способным врагом.
Сомнений в том, что борьба-таки предстоит, у него уже не оставалось. Какие еще сомнения; ежели все, с ним, Петяшей, происходящее, есть галлюцинации, что тогда вообще реально?!