Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 32

Э-э, что пистолет; машину водить — и то он не умеет!

Ладно. Значит, этого всего нет. «Шварцынэгер знаишь? Савсэм нэ пахож!»

Что же остается?

Петяша задумался. Вспомнилась вычитанная где-то «мудрая мысль» насчет того, что побеждает в конечном счете не тот, у кого больше конечностей, а тот, кто умнее и хитрее.

Хотелось бы; хотелось бы надеяться, что автор ее знал, чего пишет.

Беда только, что и насчет собственных ума с хитростью Петяша тоже сильно сомневался.

Что ж остается-то, при таком раскладе?

За холодильником тихонько зашуршало. Из щели меж стеной и задней его стенкой выставилась острая, чуткая мордочка.

— Надо же! — удивился Петяша. — Давно не видали… Здравствуй, крыса!

Крыса взглянула на него блестящими бусинками-глазками и шевельнула усами. Бледно-розовое рыльце ее нервно подрагивало, внимая новым, только еще приживающимся в кухне запахам.

Вот же зверюга, мысленно восхитился Петяша. Нутром, мохнатая, чует, что обстановка тут переменилась и пожрать можно промыслить.

Инстинкт…

Округлить мысль до логического завершения он не успел: в прихожей заверещал звонок.

Идти открывать не хотелось. Просто так: лень было подниматься со стула, и все тут.

Звонок не умолкал.

Помедлив еще, Петяша все же встал и неспешно побрел к двери. В конце концов, может, это просто Катя вернулась. Забыла, скажем, чего-нибудь…

— Кто там?

— Я, открывай! — едва ли не криком донесся из-за двери голос Димыча.

Едрена палка, что с ним там?!

Петяша с силой крутанул замок.

— За тобой что, черти гонятся? Чего ты?

Димыч закрыл за собою дверь и перевел дух.

— Что за баба тут у тебя? По телефону мне отвечала!

Глаза Петяшины медленно полезли на лоб.

— С дуба рухнул? Катя это! Не узнал?

Взгляд Димыча сделался странен; даже испуган.

— Какая еще Катя?

33

Опершись рукою о дверной косяк, Петяша вплотную придвинулся к Димычу и внимательно взглянул в его глаза.

— Это ты — шутишь так? Разыгрываешь?

Но нет; судя по выражению глаз, Димыч далек был от мыслей о розыгрышах. Скорее, он был охвачен непонятно чем вызванной тревогой за него, Петяшу…

Но Катя-то тут при чем?!

— С тобой — точно все нормально? Мы же вместе были, когда с нею познакомились, — раздельно, убедительно глядя Димычу в глаза, произнес Петяша. — Когда ходили в издательство. То есть, уже после издательства, когда по магазинам-ресторанам отправились.

Во взгляде товарища появилось что-то новое, что именно, Петяша понять не смог.

— Пойдем-ка, — сказал Димыч после некоторой паузы. — Пойдем сядем, нормального кофе сварим и без суеты, обстоятельно так, во всем разберемся.

Разговоров хватило едва ли не до вечера. Подробно, пошагово сравнивая воспоминания о ходе событий, выяснили следующее.

По магазинам Петяша, оказалось, если и ходил, то один и, притом, в совершенно бессознательном состоянии, ибо Димыч точно помнил, что перед свершением покупок решено было все-таки, для пущего облегчения расставания с деньгами, выпить. С этой целью отправились, чтобы избежать слишком уж сильного расхождения с Петяшиным предложением, в баню, где Петяшу после парилки, да с отвычки, да под коньячок с кофейком развезло так, что Димычу пришлось доставлять его на такси прямым ходом домой. Время было, однако ж, еще не позднее, а посему он, Димыч, и решил: раз уж Петяша полностью неконтактен, надо бы навестить место работы. Ну, а на работе немедленно по его прибытии образовался аврал, плавно переходящий в состояние сумасшедшего дома. В порядке ликвидации оного пришлось даже лететь в Москву, откуда он, Димыч, вернулся лишь нынче поутру — так что, понятное дело, никакой Кати он не знает и никакого Бориса, живого или мертвого, под дверью Петяшиной квартиры не наблюдал.

Слушая его повествование и, в свою очередь, излагая то, что помнил сам, Петяша никак не мог отделаться от мысли, что появление Димыча помешало ему додумать и облечь в слова какую-то крайне важную мысль. Помимо этого, вертелось в мозгу и еще что-то, явно не сообразующееся с Димычевым рассказом, как-то опровергающее его…

Стоп!

— Димыч, погоди! Погоди, пока не забыл!.. Что за записку ты мне оставил, в таком случае? Малопонятно этак, однако, устрашительно… Сейчас найду.

Сорвавшись с табурета, Петяша ринулся в комнату и выдвинул ящик стола, где вместе с наличными должно было находиться и Димычево послание.

Где же?.. А, вот!

Вернувшись в кухню, Петяша выложил листок на стол.

— Не знаю, — медленно проговорил Димыч, внимательно прочтя бумажку и даже глянув ее на просвет. — Просто отказываюсь понимать. Не писал я этого!

Под рубашкой у Петяши образовался липкий, тряский холодок.

— Как «не писал»? Записка не твоя?

— Н-не знаю, — неуверенно повторил Димыч. — Почерк мой, вроде бы. Но я этого не писал. Напрочь не понимаю, что бы вся эта мутота могла значить.

— И Катя… — ослабшим, всякий напор и разгон утратившим голосом продолжил перечень несообразностей Петяша. — Она же тебя помнит… Это она мне сказала, что ты меня, вместе с нею, привез домой, а потом позвонил куда-то, оставил записку и ушел.

Димыч сделался страшен. Судя по лихорадочному блеску глаз, теперь уже он — и не без повода, надо заметить! — подозревал себя в помрачении чувств.

Нет, все же — вздор, что сотня лет чтения фантастических романов так уж переменила человеческий образ мыслей, снабдив людей устойчивыми стереотипными реакциями на любые возможные необычности. Фантастика — в наше время повальной утраты общественного интереса к науке и техническому прогрессу (а ведь как Гагарина с плакатами-то встречали!) и подмены тяги к знаниям тягой к вере — разве что сообщает читателю о том, чего не бывает на свете. В сверхъестественное готовы поверить лишь те, кому больше не на что надеяться, и вера эта приводит разве что к обогащению так называемых колдунов, ведьм и прочих «корректоров кармы», во множестве рекламирующихся через любую газету. Неудивительно, что нормальный грубый материалист, столкнувшись с чем-нибудь непонятным, не укладывающимся на первый взгляд в рамки его грубого, материалистического миропонимания, первым делом устремится проверять здравость психики или уж, на крайний случай, даст зарок — вот прямо с завтрашнего вечера! — бросить пить.