Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 2

Впрочем, в литературе-то у Петяши никогда и не бывало особых амбиций; не ощущал он свое творчество чем-либо значительным, всерьез заслуживающим внимания. Он просто чувствовал, что ему придуманное нравится, и порой даже не удосуживался изложить это придуманное на бумаге, в форме, доступной и для прочих людей. Вообще, согласно глубокому его убеждению, платили писателям не за гениальность заложенных в произведения мыслей, но за то, что эти самые писатели удосужились изложить измышленное так, чтобы и другие члены общества смогли бы словить со свежих мыслей причитающийся им за потраченную трудовую копейку кайф.

Словом, общий фон жизненных неудач на некоторое время подкосил Петяшу, лишив всяческого желания добиваться от жизни чего бы то ни было, а дальше процесс пошел лавинообразно. Некий молодой (под старость, как правило, теряешь вкус к подобным хохмам) князь по фамилии Шакья в свое время пытался добиться подобного эффекта сознательно и, надо думать, позавидовал бы нашему герою, кабы был с ним знаком. Но такова уж жизнь: легче всего достается человеку нежеланное.

Ухудшало положение и то, что никакого — ни высшего ни даже среднего специального — образования у Петяши не было. В свое время не озаботился получением, а позже, когда сообразил, насколько была бы полезна в деле добычи средств к существованию справка государственного образца о том, что податель сей справки — умный, а не какая-нибудь шантрапа, стало поздно. И формальная школьная программа основательно подзабылась, и, главное, пропал драйв — посыл, без которого не обойтись в состязании с другими желающими получить заветную справку о наличии интеллекта за государственный счет, на халяву.

Впрочем, делам — ежели таковые имелись в наличии — отсутствие систематического образования почти не вредило: где-то выручала общая начитанность, а в прочих случаях выходило несложно разобраться по ходу, только и всего. Главное — взяться. И вот в этот главнейший для любого дела момент о своих правах заявлял такой фатальный для любой производительной деятельности фактор, как чрезмерная склонность к… Наверное, правильнее всего назвать этот всеразрушающий порок склонностью к размышлениям, хотя слово «размышления» отразит суть явления лишь приблизительно.

Дабы объяснить поподробнее, что имеется в виду, следует слегка отступить во времени назад и проследить Петяшину биографию с того момента, где она довольно резко расходится с, так сказать, common way. Процесс размышления сложно даже отнести к сознательным действиям. Размышляющий — он словно бы пропускает через себя мир во всех доступных его проявлениях, подсознательно обрабатывая и обобщая информацию, а после — выстраивая (хотя — скорее, просто осознавая, будто они вдруг возникли в голове по волшебству) выводы или занятные мысленные спекуляции. Процесс этот, если прочувствовать его однажды как следует, способен очень скоро захватить полностью и не давать впредь ни малейшей возможности заниматься всерьез хоть чем-нибудь производительным.

Не странно, что людей, склонных размышлять, зачастую считают бездельниками и тунеядцами, и истории человечества известны даже случаи, когда наиболее выдающиеся представители бывали строго наказаны по закону. Ведь само по себе размышление, как уже было сказано, не дает никаких осязаемых результатов. Больше скажу — оно и с виду-то совершенно недоступно для восприятия посторонних.

Так вот. Будучи склонен размышлять, Петяша вдобавок весьма рано, подростком еще, познакомился с так называемой богемой и околобогемной публикой, что и определило дальнейшее направление развития его судьбы. Как человек здоровый и простой, варвар и грубый материалист по натуре, он довольно скоро проникся легким, благосклонным презрением к большинству признаков и качеств жизни внутри и около искусства, однако жизнь сия затянула-таки в себя и многому научила. В богемных кругах, прежде всего, умели говорить, и именно там, а вовсе не на школьных уроках русского языка и литературы, выучился Петяша формулировать — излагать измышленное словами. Говорить, попросту выражаясь, именно то, что собираешься сказать. Параллельно с этим весьма полезным навыком освоил он и начатки изобразительного искусства, немало впоследствии пригодившиеся, а также узнал о существовании многих стоящих прочтения книг.

Отсюда уже лишь шаг оставался до первой самостоятельной пробы пера. Мир, словно губкою, впитываемый всем Петяшиным существом, настоятельно желал быть изображенным в словах. К тому же это, как выяснилось позже, делало процесс размышления куда как продуктивнее. Впервые ощутив это и мысленно описав словами, он даже удивился: надо же, выходит, книги — всего лишь побочный продукт жизнедеятельности писателя? Его, можно сказать, экскременты? Возможно, метафора получилась не слишком аппетитной. Но, как бы там ни было, все проявления мира, стекавшиеся к Петяшину сознанию со всех сторон и поглощаемые им, точно вода, стремительно уходящая в сток ванны, перерождались, оформлялись в виде идей, замыслов и далее — текстов.

Дальнейшее развитие в этом направлении неизбежно вело к мысли о том, что на изображении мира словами можно заработать на жизнь. Пока времена на дворе стояли еще строгие, об этом можно было лишь мечтать: литература как инструмент воспитания общества в целом и каждого конкретного его члена в частности, являлась делом серьезным; и посему к литературной кормушке кого попало не пущали. Однако начавшаяся в пору Петяшина отрочества «перестройка» повлекла за собой «гласность» — еще не свободу слова, но нечто довольно похожее — и это обнадеживало…