Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 1

К оглавлению

1

Предупреждение № 1:

Все персонажи, конечно же, вымышлены, и любое их сходство с реальными людьми, безусловно, случайно (ибо — не дождетесь).

Предупреждение № 2:

Во время написания данного романа было убито множество животных, погибла уйма народу, произошло несколько десятков крупномасштабных катастроф, а также — по крайней мере пять стихийных бедствий общемирового значения.

Предупреждение № 3:

Кто не спрятался — я не виноват.

...

Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОКА МИР БЫЛ БОЛЬШИМ…

Гармония мира не знает границ.

(Судя по умонастроению,

какой-то ленинградский рок-музыкант;

там дальше, если мне не изменяет память,

было что-то про портвейн.)

1

Отвратительное, затхлое запустение в холодильнике вызывало тошноту, еще усугублявшуюся видом маргаринной обертки с размазанными по оной прозрачными от прогорклости остатками «масла для бедных». Кроме этих маргаринных мазков, от которых наверняка только хуже поплохеет, в квартире не было ничего съестного.

Вот уже две с лишком недели.

Витиевато, но без огонька выматерившись в равнодушный ко всему потолок, Петяша захлопнул дверцу и побрел обратно в комнату. Он был превосходно осведомлен о положении дел на кухне, нутро же холодильника за последние две недели успел изучить до мельчайшего пятнышка. Очередной поход в края столь отдаленные был предпринят исключительно ради моциона.

Снаружи, во внешнем мире, он дней десять, как не бывал. Первое — абсолютно незачем, ибо совершенно никаких перспектив впереди не маячило; второе — ноги с голодухи шли плоховато; третье — там; на улице, ели.

Судя по опыту последнего выхода в люди, все петербуржцы, за исключением одного-единственного Петяши, появлялись на улице только ради того, чтобы смачно, урча и чавкая, перекусить. Дети вкусно похрупывали яблоками и лизали мороженое, тем часом, как папаши с мамашами въедались в чебуреки, шаверму или там гамбургеры, запивая для лучшего пищеварения пивком либо лимонадом. Еда дразнила взор с витрин и прилавков всевозможных торговых точек, а уж запахи! Из раскрытых по летнему времени…

Нет.

Рука не поднимается; двигательно-моторные функции отказываются участвовать в подобной профанации! Ну, как описать обычной одноразовой шариковой ручкой ароматы, доносящиеся из распахнутых окон петербургских кухонь, из дверей кафе и рестораций и еще черт знает, откуда, до ноздрей оголодавшего прохожего?! Самое толстое гусиное перо с широчайшим расщепом, или уж, на случай вовсе крайний, фломастер-маркер в палец толщиною, какими повадились расписывать стены теперешние подростки, — вот что потребно для этого!

Однако ж, несмотря на этакое невероятное изобилие, наблюдавшееся в окружающем мире, виды на Петяшино будущее были как нельзя более удручающими. Ни денег, ни еды, ни каких-либо надежд на появление того или другого. Активов — одна лишь тупая, тяжелая боль в желудке, да противная, сухая горечь во рту.

В голове ворочалась одна-единственная мысль: денег взять неоткуда. Димыча нет в городе, равно как, скорее всего, и Елки. А у прочих одолжить не удастся. А если б каким-нибудь невозможным чудом и удалось — что дальше?

Дальше-то — что?

Должность сторожа при некоей поликлинике, обеспечивавшую хоть какой-то регулярный доход, он, Петяша, месяца два назад от широты души подарил одному шапочному знакомому, а на литературные заработки надеяться, по ряду причин, не приходилось.

Тут надо отметить, что — да, вы будете смеяться, — Петяша писал. Объективно сказать — вроде бы даже неплохо.

Только вот денег это не приносило. Совсем.

Лет тому около десятка назад появлялась было надежда на причисление его к лику тех, кто мог ставить сразу за своей фамилией и заглавием написанного два по сию пору магических слова — «фантастический роман», после чего — в первые годы повальной демократизации всего — написанное публиковалось. Зачастую даже без дальнейших (судя по конечному результату) редактур-корректур. Но…

Надежда сия возникла было, когда Петяше — каким-то не слишком даже самому ему понятным образом — удалось сделаться штатным редактором в одном из возникавших в те дни едва ли не ежедневно издательств, наиболее всего подходившем к случаю, так как издавали там исключительно с детства любимую Петяшей фантастику. Продолжалось, впрочем, это счастье недолго и закончилось ничем: издательство основала давно сработавшаяся команда демократически настроенных молодых и незакоснелых литераторов с раз навсегда установившимися вкусами — каковыми, невзирая на повальную тенденцию перестраивать все и вся на новый, демократический лад, никто ради Петяши, понятное дело, поступаться не пожелал. Тем более что в компанию он не вписался. Кончилось тем, что с ним сухо распрощались, объявив «на посошок» литературной «неличностью».

Не стоило бы, пожалуй, и поминать о том, что попытки сотрудничества с лагерем литературных идейных противников демократии, невзирая на пылкие заверения многочисленных доброхотов-советчиков, также кончились ничем.

Нет, Петяша вовсе не брезговал «нетворческим» трудом, и при иных обстоятельствах никак не впал бы в подобную мизерабельность. Дело в том, что после всех этих литературно-жизненных неудач он на некоторое время и вправду ощутил себя «неличностью» — то бишь, человеком несуществующим, не имеющим ни стремлений, ни потребностей, ни амбиций. В подобном состоянии души очень удобно встречать всевозможные жизненные перемены: с легкостью просто-таки чрезвычайной рвутся из-за любого пустяка прочнейшие, казалось бы, отношения; материальные потери и вовсе проходят почти незамеченными, и даже приблизившаяся вплотную голодная смерть воспринимается с завидным равнодушием.

1