Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 3

Вот, говорят, бывает так: не может человек не писать. Не может, и все тут. Хоть кол на голове теши. И именно из таких образуются на свете писатели.

Вздор.

Миф.

Хрень обывательская несусветная.

Из таких образуются разве что графоманы.

Без чего действительно нельзя — это без вкуса к размышлению. Именно размышления приводят к тем невероятным, поразительным выводам, которые приводя читателя в восхищение, а самого размышляющего толкают (тем же способом, что и удовольствие, получаемое посредством приема наркотика, гонит за новой дозой) на дальнейшее познание и осмысление мира. Однако самые распрекрасные мысли, обобщения и построения, не будучи переданы в некоей осязаемой форме потребителю, никогда не оплачивались, не оплачиваются поныне и впредь оплачиваться не будут. Другое дело — ежели кто возьмет на себя труд сесть и изложить доступно все, что привело к столь замечательному результату, да поэтапно, да так, чтоб любой учащийся средней руки понял, не напрягаясь… Вот такая работа, такой нелегкий труд гида-проводника в стране размышления, частенько приносит доход. Порой — очень неплохой.

Все изложенное выше Петяша понял в возрасте довольно раннем, и, раз взявшись разъяснять публике ход своих размышлений, честно старался доставить возможно большему количеству читателей удовольствие.

Какого же хрена он, ежели такой умный, до сих пор не достиг на сем поприще финансовых успехов, уже было объяснено выше, однако — если вдруг кто не понял — вот еще несколько штрихов его биографии.

После службы в армии (да еще около года проведено было в родном городе в качестве художника-оформителя) Петяша, повинуясь некоему не шибко-то объяснимому (хотя и многим понятному) порыву, отправился в крупный и просвещенный град Санкт-Петербург. Трудно сказать, на что конкретно он там рассчитывал, что именно хотел изменить в своей жизни и чего добиться, однако разгон взял неплохой и вскоре сумел неплохо обустроиться: купил на доходы от полулегального мелкого сувенирного бизнеса какую-никакую однокомнатную квартирку через дешево подвернувшийся фиктивный брак со сложным обменом; как-никак обставил ее минимумом необходимого для жизни, но…

Как уже было сказано, что-то такое надломилось в его характере по мере накопления нужной суммы, и воля к обустройству быта (то бишь, засорению собственной жизни ненужными по большей части вещами) сошла едва ли не на нет.

И неудивительно.

Скитания по снимаемым на последние гроши углам, житье у друзей, а подчас и просто на улице — все это от многого освобождает. На многие, кажущиеся естественными и неотъемлемыми, удобства и вещи заставляет взглянуть по-новому, вынуждая волей-неволей избавляться от множества претензий, как материальных, так и… всяких прочих, одним словом. Кого как, конечно, однако Петяшу вот — освободило. Ладно — хоть не озлобило и не приучило откровенно рвать глотки всем окружающим ради любой, пусть даже едва различимой выгоды. То бишь, сработал, пожалуй, лучший из возможных вариантов. Благо, ежели вправду освободишься от власти вещей и комфорта: «свобода от», что бы там ни говорили разные безответственные личности, существенно отличается от «неимения», хотя в принципе эти понятия друг друга не исключают.

Так вот. Решив для себя жилищный вопрос, Петяша оставил изготовление сувениров (которое к тому времени уже и перестало кормить), и переключился на новое поле деятельности. Что из этого вышло, я, кажется, уже рассказывал — Петяша только-только приличной одеждой и успел обзавестись.

Способствовало неудачам и то обстоятельство, что заработанные деньги он тратил не на налаживание связей в обществе и прочие полезные помещения капитала, но — расходовал на недоходные развлечения, предпочитаемым из коих являлось все то же размышление.

«Свобода от», что поделаешь…

Вот в результате этой свободы Петяша и умирал теперь, под конец лета 1998-го, от голода, устремив бессмысленный взгляд под стол, где свалены были, не востребованные никем, (кроме друзей и знакомых — «чиста позырить», да — после появления в доме дареного старенького компьютера — пользователей Фидонета, подписанных на эхоконференции, посвященные литературному творчеству), машинописные копии четырех написанных им романов, примерно половиною аудитории хвалимых безудержно, другою же — порицаемых за «полное отсутствие каких-либо моральных норм», «маргинальную пропаганду голого прагматизма», «подростково-циническое словоблудие» и попросту «откровенное хамство в лицо читателю». Особняком запомнился отзыв некоего провинциального фидошного пойнта под странным среди человеческих имен и фамилий названием «ЙожЪыГГ», выраженный буквально так: «ффффЪффъ ета аццтой ийижлопсц Ъфво дадад».

2

Некоторое время Петяша лежал на тахте, бессознательно прижимая ладони к животу и глядя в потолок, по штукатурке коего из угла в угол тянулась трещина весьма причудливой формы.

Безденежье и бесперспективье приключалось и раньше. Но тогда — всякий раз, как только положение вплотную приближалось к крайнему, точно по волшебству происходило что-нибудь, в корне менявшее ход дел. И всякий раз Петяше удавалось отделаться лишь сколь-нибудь продолжительным приступом черной, гнетущей футурофобии.

А теперь…

Есть уже не хотелось.

Не хотелось вовсе ничего.

Только — лежать, покорившись сминающей слабости, и только констатировать факт, что гармония мира не знает границ.

И даже крыса уже давным-давно не показывалась…