Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 63

— А они явятся?

— Спроси у них… Впрочем, я так полагаю, этого Туза Колченогого мы не в последний раз видели. С чего бы, в самом деле, ему нас из лап всяких монстров вынимать? Если озаботился, значит, ему от нас что-то нужно. А, если так, — появится. Никуда не денется. А если не появится… мы с этим, во всяком случае, ничего поделать не сможем.

Игорь умолк. Димыч отвернулся к окну, за которым неспешно плыли назад, в сторону оставленного товарищами Петергофа, какие-то промышленного виду постройки, окруженные порядком запыленными зелеными насаждениями. Узнанное и пережитое за прошедшие сутки по всем понятиям было неимоверно жутким, однако чувства Димычевы словно бы онемели. Настолько, что совершенно не воспринимали никакой жути. Ощущалась лишь усталость, да еще смутный тяжелый страх перед повторением чего-либо подобного.

В таком состоянии Димыч обнаружил себя впервые и нашел его крайне мерзким.

Верно, пожалуй, говорят, будто любопытство до добра не доводит.

Задние двери с грохотом разъехались в стороны, и из тамбура в вагон, твердо шагая, вошел патруль железнодорожной милиции. Димыч, еле-еле подавив в себе порыв вскочить и бежать, снова отвел взгляд к окну.

Только взглядами не встречаться… Иначе внимание обратят…

Но патрульные, не обратив никакого внимания ни на Димыча ни на кого-либо другого из пассажиров, прошагали сквозь вагон и убрались в передний тамбур. Из заднего на смену им явился мальчишка-газетчик, надсаженным голосом извинившийся за «очередное беспокойство» и немедленно после этого принявшийся маслом расписывать достоинства продаваемых им газет и прочих товаров.

— Да, и вот еще что… — неожиданно, точно вот только что вспомнив нечто важное, заговорил Игорь. — Сходи-ка ты к своему Петьке. Помирись… Ну, или не то, чтобы «помирись», а так, нормализуй отношения, пообщайся и посмотри, что к чему… Понимаешь?

— Не очень, — честно сознался Димыч. — Как-то ты мнешься, гнешься… Несвойственен тебе подобный стиль общения. На что конкретно смотреть?

— Ну, что ж делать… Я сам толком не понимаю, чего ты там можешь высмотреть, но почему-то чудится мне, что можешь. Есть, что высматривать. А что — на месте сообразишь… Только в расспросы не пускайся, пообщайся этак нейтрально, понимаешь?

— Пожалуй…

Электричка, натужно заскрипев тормозами, остановилась у платформы Балтийского вокзала. Немногочисленные пассажиры движимые необоримым транспортным инстинктом, неведомо зачем подстегивающим людей торопиться непонятно куда, устремились к дверям, расположенным в передней части вагона. От тесноты и толкотни процесс высадки существенно замедлился.

Пропустив всех мимо своей скамейки, Игорь поднялся и не спеша заковылял к задним дверям.

Димыч пошел за ним, стараясь держаться так, чтобы распоротый рукав пиджака был понезаметнее.

По дороге к ближайшей от Балтийского вокзала тихой кофейне, что, как известно, расположена на углу Шкапина и набережной Обводного канала, Димыч все безуспешно пытался прийти в себя и идти, как обычно, расправив плечи и глядя прямо перед собой: все-то ему казалось, что любой попадающийся навстречу милиционер уже снабжен ориентировкой с его, Димычевыми, приметами. От этого хотелось съежиться, свернуться клубком, сделаться как можно более незаметным… Однако здесь примитивный инстинкт самосохранения как раз работал против хозяина, побуждая поведением своим выделиться из общей массы.

— А затем мы с тобой вот что еще предпримем, — нарушил молчание Игорь. — Буде дней через несколько ничего не начнет проясняться само собой, пойдем прямо к этому вашему Флейшману. Помнишь, было говорено, он лохов разных надувает, обещает помочь компенсацию получить через суд, за наведенную будто бы порчу и прочий сглаз? Прикинемся такими вот лохами и придем. Посмотрим, что пациент из себя представляет вблизи.

Тоска Димычева сделалась еще неизбывнее. Одного уже вблизи посмотрели. Чем, интересно, второй порадует…

55

Некоторое время Петяша по инерции еще смотрел, не моргая, на то место, где ушла под воду бутылка. Затем он закурил и, резко развернувшись, взошел по наклонной мостовой к проезжей части.

Дело шло к полудню. Вокруг ощутимо поприбавилось оживления. Теперь на Стрелку сплошным потоком неслись с Дворцового моста машины, а протискивающиеся меж ними троллейбусы были набиты битком. Подкатывая к остановке, эти железные, душные коробки выплевывали наружу солидные порции своего содержимого, каковое, ошалело вертя головами, устремлялось на противоположную сторону, в направлении университета, что, учитывая плотность потока автомобилей, было делом отнюдь не легким. Те же, кто неизвестно сколько времени торчал на жаре, в пыли, ради сомнительного удовольствия дождаться и проникнуть в такую вот консервную банку, излишне поспешно, растрачивая слишком много энергии на ненужную толкотню и, как следствие оной, выяснение отношений с прочими жаждущими, устремлялись на штурм всех предоставленных входных дверей…

Тьфу!

Переменился и воздух: свежесть утра была теперь ощутимо испакощена выхлопными газами.

Ясного, прозрачного утреннего одиночества — не осталось и следа.

На смену ему явилось мутное, потное (солнце уже здорово припекало, отчего ногам в туфлях сделалось довольно неудобно) раздражение. Стало совершенно понятно, что вот сейчас, как бы ни не хотелось, придется возвращаться в переполненную квартиру, где снова будет не до писаний и даже не до размышлений, и деваться от этого некуда.