— Эк бесцеремонна нонешняя молодежь! — с показным возмущенным удивлением протянул Игорь. — Мне бы, старику, обидеться — ведь вправду два года не появлялся, а тут пришел: кофею ему к порогу подавай, да еще намеки строит ехидные… Э-э; ладно уж. Сейчас будет тебе кофе. — Подшагнув к плите, он зажег газ и водрузил на конфорку роскошную мельхиоровую джезву, заранее, как отметил Димыч, заряженную всем необходимым. — Рассказывай пока, с чем явился.
Вынув из кармана сигареты, Димыч неспешно закурил — следовало сообразить, с чего удобнее начинать разговор.
— Тебе, — заговорил он, выпуская дым, — такая фамилия: Флейшман, Георгий Моисеевич, не знакома ли? Случайно, может?
Игорь сосредоточенно помешал кофе крохотной деревянной мутовкой.
— Был такой. Среди прочих.
— В связи с чем — был?
— Юрист. Выступал несколько раз в суде, в делах «с чертовщиной» — пытались они тогда, со стаей товарищей, засудить несколько человек по факту причинения вреда при помощи паранормальных способностей. Ничего не вышло, конечно же. Я и до сих пор не понимаю, зачем им это было нужно. Разве что создать прецедент… так и прецедент, вроде бы, не в их пользу. Он и сам — якобы экстрасенс вдобавок. Да я об этом писал. Хочешь, пдниму архивы, покажу материалы.
— Погоди. Ты подробнее давай. Особенно о «дела с чертовщиной».
— Да ерунда; жульничество мелкое. Типа возмещения ущерба, нанесенного соседской бабкой путем наведения порчи. Кончались дела, естественно, ничем — не родился еще судья, который на основаниях типа трудов Папюса иск удовлетворит… но некоторый гонорарий он с них все равно успевал огребать — в канцеляриях теперь, пока заявление хоть прочитают, может и два и три месяца пройти. И противоположными вариантами он баловался, но уж без жульства: брал на себя юридическую защиту разных «колдунов» в случае, если неудовлетворенная клиентура захочет вдруг с ними судиться. На абонементное обслуживание, так сказать, подписывал. Как еще из коллегии его до сих пор не попросили… Да может, и попросили уже, я им давно не интересовался. А тебя-то он с чего столь серьезно заинтересовал? Обещал хорошую девочку приворожить, да надул?
Димыч едва заметно поморщился.
— С этим я бы и сам разобрался. Дело вот в чем: помнишь Петьку Лукова? Я вас знакомил когда-то; ты еще роман его брал читать. Так вот, у него…
Внезапно Димыч замолчал, остановив взгляд на двери в комнаты. В кухню — видать, разбуженная голосами и шевелением — заглянула, запахивая халат и сонно протирая глаза, женщина лет тридцати пяти-сорока.
Димыч узнал ее сразу. По ноздрям тут же словно бы шибанул мясной, тухловатый запах неопрятного, нечасто подвергающегося мытью тела, на всю жизнь сохранившийся в памяти с того самого, черт знает, какой давности, курортного эпизода.
— Это вот — жена моя, Валентина, — пояснил Игорь, а для супруги добавил: — Иди спать. У нас разговор.
Выпив некрепкого кофе и перекусив тем, что оставалось в холодильнике, Петяша с Елкой все сидели за столом, курили и молча, наслаждаясь вновь обретенным умиротворением, смотрели друг на друга. Впрочем, полностью умиротворен был лишь один Петяша — Елку, судя по всему, что-то слегка нервировало.
— Слушай… — заговорил, наконец, Петяша. — Ну, что тебе покою не дает? Сидишь, как на гвоздях…
Ответила Елка не сразу и, в лучших женских традициях, вопросом на вопрос.
— Откуда у тебя все это? Ноутбук, фляжка с портсигаром… Да один костюм, что на тебе сегодня был, таких денег стоит!.. Ладно, у тебя твои романы купили, но ведь сейчас никому из литераторов не платят столько! Особенно неизвестным. Фляжка из платины, минимум граммов четыреста, туфли не с конвейера; то, се, да еще на шикарную жизнь, — она кивнула на Петяшину сигару, — хватает. Тебе, случайно, не Нобелевку по ошибке выписали? Откуда? На такие деньги можно… и квартиру обменять на что-то побольше и поприличнее!
Эт-то еще что за новости?! Так-так…
До сего момента Петяша как-то не предполагал, что шибко уж явно живет не по средствам. Ладно, Елка — человек свой. Чужим-то, вправду, вовсе незачем бы этого демонстрировать… А историю про Туза Колченогого — лучше не стоит рассказывать даже Елке.
Что ж отвечать?
И тут лихорадочные размышления перешибла внезапная, мощная вспышка ярости.
— «Откуда, откуда»! — рыкнул Петяша. — Нашел!
Елка, тихо ойкнув от неожиданности, как-то осела, съежилась на своем стуле.
Петяше снова сделалось совестно.
— И вовсе не это тебя, по-моему, тревожит, — сказал он, пытаясь по возможности мягче сменить тему. — Рассказывай уж, как есть…
Некоторое время Елка молчала, точно раздумывая, стоит ли продолжать вызывающие у Петяши столь сильное неудовольствие расспросы, затем, наконец, решилась:
— Скажи, эта девушка… Что у тебя с ней, все-таки?
Как мало нужно иногда, чтобы полностью разрушить такое, казалось бы, прочное душевное состояние! Если первый ее вопрос был еще туда-сюда, то теперь от умиротворения Петяшина не осталось даже следа. Еще до того, как Елка договорила до конца, оно прочно сменилось горьким, досадливым неуютом. Совершив над собою усилие, точно перед тем, как с маху нырнуть в холодную воду головой вперед, Петяша встал, подхватил Елку на руки и усадил к себе на колени.
— Я люблю ее, — тихо сказал он в самое Елкино ухо. — Я люблю тебя. Не знаю, что со всем этим делать; может, я — какой-нибудь там моральный урод; но вы обе нужны мне. Любой другой вариант — он… неполным каким-то получается. Не могу толком объяснить, но… Ты только, пожалуйста, постарайся не злиться, не ревновать и не взбрыкивать, а спокойно об этом…