Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Страница 6

В голосе его ясно слышалась неуверенность и даже сожаление о содеянном. Посему тот, кого называли Борисом, поспешил пресечь ненужные настроения в рядах подчиненных и подконтрольных.

— Это — Георгию Моисеичу виднее, что, зачем и почему. Ты — что, с Георгий Моисеичем собрался поспорить? Мы все — где сейчас были бы, если бы не он?!

Но нарастающий с каждой фразой нажим в его голосе, очевидно, не рассеял смуты в умах остальных.

— Г-г-где? — неуверенно, раздумчиво пробормотал сивоволосый. — Й-я лично — д-дома был бы, работу св-вою зак-канчивал… А то — совсем св-вое учение — за-абросил, хотя еще г-г-год н-назад собирался книгу из-здавать. Людям же з-знать н-необходимо! В-в-ведь с-сколько утрачено! Золотое сечение еще в древнем Египте…

Видя, что обладатель сильных очков сочувственно кивает, Борис решил прибегнуть к последнему, не допускающему обжалований аргументу.

— А почему вы оба здесь, помните? Или тоже забыли? — участливо поинтересовался он.

При этом его спутники снова неуютно поежились, как бы подтверждая, что — да, никак не от хорошей жизни они согласились, бросив все дела, даже такие важные, как собственное учение о золотом сечении, выслеживать и избивать человека, которого и в глаза-то раньше не видели.

Дальше шли уже в полном молчании. Добравшись до площади Победы, двое сомневающихся — все так же молча — нырнули в метро; Борис же шагнул к обочине и взмахом руки подозвал такси, велев отвезти себя на Васильевский (набережная Лейтенанта Шмидта, угол 8-й линии).

Пожилому таксеру клиент чем-то неуловимым не понравился с первого же слова. Несмотря на новые веяния и возросшее почтение к счетчику, проистекающее из того, что по нынешним временам подавляющее большинство владельцев личных автомобилей, в стремлении подработать малость на бензин, охотно подвозят желающих до места по демпинговым ценам, он предпочел условиться о плате заранее и явно запросил лишку.

Борис молча кивнул, выражая согласие с притязаниями водилы, и устроился на заднем сиденье. Новая канареечная «волга» понеслась меж шеренг ярких фонарей, тянущихся вдоль Московского проспекта. Бездумно глядя в окно, Борис принялся размышлять над происшедшим. В отличие от своих товарищей, он был несколько осведомлен о цели предпринятой акции, но ему, бывшему студенту-психологу, тоже было здорово не по себе. Наособицу смущало то, что ожидаемого им результата — не последовало. Равно как и результата, ожидавшегося «заказчиком». Вообще-то Борис отличался незаурядной смекалкой и учебу оставил отнюдь не из-за неуспешности. Однако только сейчас понял он, чем может обернуться для него и прочих участников слежки и избиения Петяши сложившееся положение дел. А обернуться оно, скорее всего, должно было полной лажей…

Что ж делать?

С этой мыслью он, расплатившись, вышел из машины на углу 8-й и набережной Лейтенанта Шмидта, пешком прогулялся до 5-й линии, а там, не доходя равнодушных ко всему на свете сфинксов, свернул к Большому проспекту. На углу Большого и 5-й, он остановился и окинул взглядом окна одного из домов. Светилось лишь одно.

Его ждали.

Пройдя подворотнею, он вошел в парадную, поднялся на третий этаж и легонько потянул на себя массивную, обитую кожей дверь с латунной табличкой. На табличке наклонным шрифтом «под рукописную каллиграфию старых времен» значилось:

...

Георгий Моисеевич Флейшман

Адвокат

Парапсихолог

Дверь бесшумно отворилась. Борис ступил в темный коридор.

6

Свет утреннего солнца — даже сквозь сомкнутые веки — неприятно резал глаза. Краснота, клубившаяся перед Петяшиным взором, текла из глазных яблок в затылок и разливалась там, под черепушкой, целым океаном мучительной тупой боли. Неудивительно, что этой боли оказалось тесно в затылке: за ночь она, подлая, успела заполнить собою и ребра и позвоночник — и вообще близка была к тому, чтобы затопить все тело, вытеснив голодную слабость и ноющие спазмы в желудке.

Собравшись с силами, Петяша, наконец, разлепил веки. Яркий солнечный свет, точно только этого и ждал, немедля хлобыстнул по зрачкам изо всей мочи; зрительные нервы взвизгнули от боли, заставив зажмуриться вновь. Тогда Петяша постарался, насколько можно, сузить зрачки и снова открыл глаза.

Вокруг, по раннему времени, не было ни души; лишь в отдалении, на Пулковском шоссе, шуршали да взревывали автомобили. Тело болело и ныло нестерпимо. Отдельно давал знать о себе мочевой пузырь — видимо, его-то сигналы и послужили причиной окончательного пробуждения.

А мир был огромен, прекрасен и интересен, и гармония его не знала границ.

Полежав бездвижно еще секунд двадцать, Петяша сосредоточился в едином рывке — и встал на ноги, приложив все силы, чтобы не упасть в тот же миг снова. Понемногу всплыли в голове вчерашние события. Впрочем, причины нападения его не интересовали: таковых могла быть хренова уйма — и все равновероятные.

Обогнув дом, Петяша подошел к ограде расположенного на задах детского садика и, воровато оглядываясь, справил нужду. Тело немедленно, наравне с болью, наполнилось мерзостной, тряской слабостью. Задрожали колени, в глазах помутилось…

Но Петяша, одолев земное притяжение, остался на ногах. Вновь собравшись с силами и сосредоточившись на окружающем мире, он кое-как привел в порядок одежду. Это, последнее усилие направило мысли в сторону — хотя бы некоторого — поддержания организма. Вспомнилось, что денег, как и сил, нет, а голодная слабость в сочетании со вчерашними перипетиями не способствует далеким пешим прогулкам… И вид, наверное, так себе. Интересно, лицо хотя бы цело?